Сегодня моему деду исполнился бы 101 год. И я хотела бы немного рассказать об этом незаурядном человеке.
Я не так уж часто общалась с ним и тем более мы никогда не жили в одной квартире, но влияние на мое взросление он оказал очень большое.
Всю жизнь не перестаю им восхищаться.
И хотя я очень люблю своего мужа, я и подумать не могла о том, чтобы расстаться со своей девичьей фамилией. В том числе потому, что это и его, дедулина, фамилия. Наша.
Вот его фото — мое самое любимое. Оно у меня в рамочке над кроватью висит, прямо рядом с фото мужа. Здесь дедуле ровно 30 лет, и это 1940 год:
Сколько лет смотрю на портрет, все никак не могу налюбоваться на это прекрасное одухотворенное лицо. Сейчас таких людей уже не делают.
И почему я на него ну совсем почти не похожа?!
То, что я сейчас напишу — это мои очень личные и очень субъективные воспоминания, оставшиеся от общения с ним. Может, я что-то запомнила не совсем точно. Может, он и сам рассказывал мне не обо всем и не полностью. Но это МОЙ дедуля Алеша - такой, каким я его помню и люблю.
Он рос в такое время, когда «социализм — это советская власть плюс электрификация всей страны». «Электрические» профессии тогда воспринимались, наверное, круче, чем сейчас самые продвинутые IT. Нетрудно догадаться, кем захотел стать этот неглупый подросток. Но не так-то это было просто в конце 20-х годов. Сын ветеринарного врача, внук православного священника — у него было очень мало шансов поступить хоть в какой-то вуз. Он пытался несколько раз, но... не брали. Его хорошие знания никого не интересовали. И то, что после школы он уже успел немного поработать электриком, тоже не имело большого значения. «Непролетарское происхождение». Как клеймо.
Но дедуля все-таки сумел найти выход. Он поступил работать электриком на «Серп и молот» (тот самый, который металлургический завод в Москве), а там для рабочих, желающих учиться, но не имеющих достаточных школьных знаний, организовали рабфак. Хитрость была в том, что всех студентов, успешно окончивших рабфак, в профильный вуз зачисляли автоматически. Ключевое слово - «всех». Так дедуля стал студентом электротехнического факультета Бауманки, тогда еще не отделившегося в МЭИ.
… Получив высшее образование, он еще тогда, до войны, увлекся идеей программируемых станков-автоматов и даже целых автоматических поточных линий. Конечно, о числовом программном управлении тогда и речи быть не могло. Дедулю интересовали системы обратной связи, сервоприводы аналоговой природы. Он даже начал работать над диссертацией, но помешала война. И дедуля ушел на фронт. Он почти не рассказывал мне о своем участии в боях, и я могу это понять. Слишком мало там было приятного, чтобы смаковать такие воспоминания.
В 1943 году дедулю неожиданно отозвали с фронта и предложили срочно возобновить работу над автоматическими станками. Вопрос поставили ребром: если успеешь в двухнедельный срок закончить и защитить свою диссертацию, на фронт не вернешься, а будешь работать над этой темой и дальше. К сожалению, я не знаю точной формулировки его темы. Но очевидно, что в военных условиях острой нехватки рабочих рук автоматизация имела очень большое практическое значение.
Он справился тогда. Материалы для диссертации, в общем, были уже подобраны, но ведь его институт пережил эвакуацию и возвращение в Москву — просто чудо, что дедулины бумаги уцелели в этой сумятице. И в любом случае, имеющиеся данные надо было систематизировать, оформить... Дедуля вспоминал, что в эти две недели вообще практически не спал.
Как сложилась бы его судьба, если бы ему пришлось вернуться на фронт? Кто знает, может, эти бессонные недели сохранили ему жизнь. Как бы то ни было, благодаря им в 1944 году родился мой отец.
… После войны дедулина научная деятельность продолжилась. Он защитил еще и докторскую диссертацию, написал кучу специальных книг (их издавали не только в СССР, но и чуть ли не во всех странах «социалистического лагеря», включая Польшу, Чехословакию, ГДР, Румынию...), даже получал медали ВДНХ. И он всегда очень много работал. Даже в выходные. Даже в отпуске. Каждый день хоть немного, а чаще много, писал что-то свое, научное.
… На моей памяти дедуля работал в Институте проблем управления. Сейчас эта организация, кажется, носит имя В. А. Трапезникова, а я помню, как дедуля в разговорах упоминал его, своего руководителя, тогда еще вполне себе живого.
… Дедуля никогда не был поклонником советской власти. Как ему удавалось отбояриваться от вступления в КПСС — я вообще не могу понять. А ведь звали, и не раз. И даже как-то намекнули, что его избранию в Академию наук мешает только этот ма-а-аленький недочет в анкете. Но дедуля предпочел остаться просто доктором наук. Он никогда не был карьеристом и не считал, что слова «чистая совесть» -это пустой звук.
… Зато он (а с ним и мы все) по вечерам на даче непременно слушал «Немецкую волну». В Москве это было невозможно — слишком сильно глушили, а за городом сквозь шумы еще можно было что-то разобрать. Почему именно «Волну», не могу сказать. Но ни ВВС, ни «Голос Америки», ни «Свобода» дедулю почему-то так не привлекали. Это был такой особый дачный ритуал: каждый вечер в одно и то же время дедуля крутил ручки старенького приемника — до сих пор отчетливо помню голос дикторши, искаженный помехами: «Говорит радиостанция «Немецкая волна» из Кельна». И длины волн, на которых шло вещание: 41, 31, 25 и 19 метров. Боже мой, сейчас это кажется какой-то небылицей: ну что такого кошмарного было в этих «голосах», что их непременно надо было глушить, затрачивая на это кучу сил и средств? Что такого принципиально нового они могли сказать, чего мы и сами не знали? Тем более, что все равно все, кто хотел, так или иначе их слушали.
… Однажды, кажется, в 1978, дедуля собирался в заграничную командировку. На этот раз его книгу должны были издать аж в самой СФРЮ. Югославии, тогда еще титовской. По тем меркам настоящее «Ого!» Почти капстрана! «Что тебе привезти?» - я, десятилетняя дурочка, ясное дело, попросила жвачки. И потом долго мечтала о целом роскошном блоке из 20 пачек, в красивой коробочке, с яркими фантиками... Кто не жил при Совке, не поймет. Мы все тогда мечтали о жвачке, добывали ее какими-то немыслимыми способами, а фантики коллекционировали (у меня до сих пор в Москве эта коллекция жива - лежит в альбоме для марок). Да, жвачку я получила. Дедуля вручил мне ровно 1 (одну!) пластинку с хмурым напутствием: «Только при мне не жуй!»
Но вместе со жвачкой он привез и кое-что другое, что я оценила гораздо позже: иностранные монеты. Целую горсть. И не только югославские. Оказывается, тамошний переводчик его книги был настоящим нумизматом. И, узнав от дедули, что у него есть вот такая я, поделился щедрой рукой! Эти монеты потом стали основой моей нынешней небольшой как-бы-коллекции. В общем, ничего особенного в них не было, почти все — современные монеты социалистических стран. Но одна монетка из той горсти, самая интересная, пожалуй, оказалась символичной: ЧЕХОСЛОВАЦКАЯ КРОНА Первой республики, 1922 год. Она сейчас со мной, в Праге. Вернулась на историческую родину.
… Последняя изданная дедулина книга вышла, если я правильно помню, в 1980 году. «Программное управление системами машин». К тому моменту я подросла уже достаточно, чтобы дедуля подарил мне персональный экземпляр. Я даже пыталась его читать. Хм-м-м... Слишком умно для школьницы.
... Когда я приходила в гости к ДРУГОЙ своей бабушке, главным вопросом был «Чем же мне тебя накормить?!» Признаться, такая настойчивость несколько напрягала. От дедули Алеши я тоже голодная вроде как не уходила. Но вопросы питания решались как-то между прочим. Дедуля непременно задавал другой вопрос, более важный: «А что ты сейчас читаешь?» Понятно, что ответ «Ничего» даже не предусматривался. Впрочем, мне всегда было что ответить — я постоянно читала хоть что-нибудь. Конечно, поначалу речь шла о совсем детских книжках. Постепенно они росли вместе со мной. Но всегда оказывалось, что дедуля с этой книгой тоже знаком и может ее обсудить. Помню лишь один-единственный раз, когда я читала что-то, дедуле не известное - Толкина. Пришлось подробно рассказывать, что к чему. Выслушал внимательно. Но не проникся. «Нет, все-таки фэнтези — это не мое», - был его ответ.
… Дедуля очень любил Есенина и Вертинского. Есенина мог читать наизусть буквально часами. Однажды (я тогда, кажется, училась в старших классах и как раз немного сунула нос в Брюсова) захотелось мне повыпендриваться: «Есенин? Нет, я его не люблю. То ли дело Брюсов!» А сама-то, позорище, только и выучила, что «Творчество» *. Дедуля: «Кто? Вот этот? Ну чего там такого особенного?» И тут же начал наизусть уже Брюсова, что-то совершенно мне не знакомое. Выпендриваться сразу расхотелось. Я тихо заткнулась, а потом дома полезла сама читать побольше и поглубже — хм-м-м-м, действительно, вроде как ничего особенного. Ну, разве что кроме некоторых ранних стихотворений.
… Вот только не надо думать, что дедуля был весь такой книжный ученый червь, который только и умел, что за письменным столом сидеть и об отвлеченных материях рассуждать. Мне кажется, что он мог сделать решительно все! Не только головой, но и руками. Он сам, с не слишком квалифицированной помощью сыновей, построил дачу (ту самую, на которой я потом почти каждое лето в детстве проводила и где «Немецкую волну» слушала), он своими руками делал для этой дачи мебель, какие-то обалденные светильники. Но больше всего меня потрясала хитро изогнутая водосточная труба, собранная дедулей из листов оцинкованного железа — до сих пор не понимаю, как он для этой трубы выкройку просчитал. Как-то потребовалось отреставрировать старинные настольные часы с бронзовой фигуркой коня, у которого отвалилась и потерялась нога от колена — дедуля добыл где-то брусочек бронзы и простым напильником выточил из него ногу как положено: с копытом, бабкой... Которая из конских ног неродная, уже с двух шагов разобрать было нельзя. Однажды моя двоюродная сестра, тогда еще совсем маленькая, приволокла с какой-то помойки старую-престарую, разбитую-погнутую, страшную и грязную люстру. Дедуля немного поколдовал над ней и превратил этот мусор в роскошную антикварную бронзовую вещь.
… Дедуля был женат трижды. С первой женой, моей бабушкой, он расстался задолго до моего рождения. Вторую я никогда не видела. А третья — я почему-то называла ее тетей Аней - во всем была дедуле под стать. Она, как мне кажется, сумела подарить ему около десяти лет настоящего счастья. К сожалению, только вот так мало. Тетя Аня — настоящая ленинградка, блокадница. Она умерла от рака желудка в 60 с небольшим. На надгробном камне дедуля распорядился написать не только ее имя, но и свое, «чтобы ей не так скучно было». И свои годы жизни указал: 1910-2000. Это он так себе запланировал - дожить до 2000 года. Но не дожил. Не получилось.
С днем рождения, дедуля Алеша!
… А дату твоей смерти я даже и запоминать не хочу.
* Вот это то самое
ТВОРЧЕСТВО
В. Брюсов
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне...
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
1 марта 1895